Согласно существующим представлениям, моментом начала Вселенной является Большой взрыв, ознаменовавший выход якобы изначально единственной материальной субстанции - вещества - из сверхплотного состояния. При этом на вопрос: что происходило с материей до Большого взрыва? Как вещество оказалось в сверхплотном состоянии? Какова причина его выхода из этого состояния? - у современной науки нет ответа. Воспользовавшись диалектическим методом исследования мировых материальных процессов Гегеля и собственной концепцией энергетически активного эфира, автор проследил эволюцию мира Вселенной не только с момента ее рождения 10-15 миллиардов лет назад, но и с уходящего в бесконечное прошлое времени. Более того, выявленные физические и логические законы самосовершенствования материи позволяют глубже осмыслить происходящие с человечеством явления и заглянуть в бесконечное будущее.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ – ГЕГЕЛЬ

   Нет ничего такого, что могло бы иметь начало, ни поскольку нечто есть, ни поскольку его нет; ибо, поскольку оно есть, оно не начинается теперь впервые, а, поскольку его нет, оно также не начинается. Если бы мир или нечто имели начало, то он имел бы начало в ничто, но в ничто нет начала или, иначе говоря, ничто не есть начало, ибо начало заключает в себе некое бытие, а ничто не содержит в себе никакого бытия. Ничто есть лишь ничто. А в причине, основании и т.д. - если ничто получает эти определения - содержится некое утверждение, бытие. По тому же основанию нечто не может также и прекратиться. Ибо в таком случае бытие должно было бы содержать в себе ничто, но бытие есть лишь бытие, а не противоположность самого себя.

   Ясно, что здесь против становления или его начала и прекращения, против этого единства бытия и ничто не приводится никакого доказательства, а его лишь ассерторически отрицают и приписывают истинность бытию и ничто в их отдельности друг от друга. Однако эта диалектика по крайней мере последовательнее рефлектирующего представления. Последнее считает полной истиной, что бытие и ничто существуют лишь раздельно, а, с другой стороны, признает начинание и прекращение столь же истинными определениями; но, признавая последние, оно фактически принимает нераздельность бытия и ничто.

   При предположении абсолютной раздельности бытия и ничто начало или становление есть, конечно, - это приходится столь часто слышать - нечто непонятное. Ибо в этом случае делают предпосылку, упраздняющую начало или становление, затем все же снова допускают становление, и это противоречие, которое они сами же создают и разрешение которого они делают невозможным, они называют непостижимостью.

   Вышеизложенное представляет собою также и ту диалектику, которою пользуется рассудок против даваемого высшим анализом понятия бесконечно малых величин... Эти величины определяются как величины, существующие в своем исчезновении не до своего исчезновения, ибо тогда они являются конечными величинами, но и не после своего исчезновения, ибо тогда оно суть ничто. Против этого чистого понятия было выдвинуто постоянно повторявшееся возражение, что такие величины суть либо нечто, либо ничто, и что нет промежуточного состояния... между бытием и небытием. При этом опять-таки принимают абсолютную раздельность бытия и ничто. Но мы, напротив того, показали, что бытие и ничто на самом деле суть одно и то же или, говоря на языке выдвигающих это возражение, что не существует ничего такого, что не было бы промежуточным состоянием между бытием и ничто. Математика обязана своими блестящими успехами принятию ею того определения, которого не допускает рассудок.

   ... По поводу абсолютных отношений меры следует сказать, что математика природы, если она хочет быть достойной этого имени, по существу должна быть наукой  о мерах, наукой для которой эмпирически, несомненно, сделано очень много, но собственно научно, т.е. философски, сделано еще весьма мало. Математические начала философии природы, как Ньютон назвал свое сочинение, если они должны выполнять это назначение в более глубоком смысле, чем тот, в котором это делали он и все пошедшие от Бэкона поколения философов и ученых, должны были бы содержать в себе нечто совсем иное, чтобы внести свет в эти еще темные, но в высшей степени достойные рассмотрения области. Велика заслуга познакомиться с эмпирическими числами природы, например, с расстояниями планет друг от друга; но бесконечно большая заслуга состоит в том, чтобы заставить исчезнуть эмпирические определенные количества и возвести их во всеобщую форму количественных определений так, чтобы они стали моментами некоторого закона или некоторой меры, - бессмертные заслуги, которые приобрели себе, например, Галилей относительно падения тел и Кеплер относительно движения небесных тел. Они так доказали найденные ими  законы, что показали, что им соответствует весь объем подробностей, доставляемых восприятием. Но следует требовать еще высшего доказывания этих законов, а именно не чего иного, как того, чтобы количественные определения были познаны из качеств или, иначе говоря, из соотнесенных друг с другом определенных понятий (как, например, пространство  и время). Этого рода доказательств еще нет и следа в указанных математических началах философии природы, равно как и в дальнейших подобного рода работах.

   ... Науки, особенно физические, преисполнены... тавтологиями, которые как бы составляют прерогативу науки. Например, как на основание движения планет вокруг солнца, указывается на силу взаимного притяжения Земли и Солнца. Этим не высказывается по содержанию ничего другого, кроме того, что уже заключается в феномене, т.е. в соотношении этих тел друг с другом в их движении, но только это высказывается в форме рефлектированного в себя определения - силы. Если затем задают вопрос, что за силу представляет собою эта притягивающая сила, то получается ответ, что она есть сила, производящая движение земли вокруг солнца, т.е. она имеет совершенно то же самое содержание, как и то наличное бытие, основанием которого она должна быть; соотношение земли и солнца в их движении есть тождественная основа основания и обоснованного... Лейбниц упрекал ньютонову силу притяжения в том, что она есть такое скрытое качество, как те, которыми пользовались для объяснения схоластики. Ей следовало бы сделать скорее противоположный упрек, а именно, что она есть слишком известное качество, ибо в ней нет никакого другого содержания, кроме самого явления.

   ... Таким образом, многие, приступающие к этим наукам с искренней верой, могут держаться того мнения, будто молекулы, пустые промежутки, центробежная сила, эфир, отдельные световые лучи, электрическая, магнетическая материя и еще множество тому подобного суть вещи или отношения, которые, судя по тому, что о них говорится, как о непосредственных определениях наличного бытия, на самом деле даны в восприятии. Они служат первыми основаниями для другого; о них говорят, как о действительности, и их применяют с полным доверием; их добросовестно признают действительностью раньше, чем начинают сознавать, что они суть, собственно говоря, определения, полученные путем умозаключения из того, что они должны обосновать, - выведенные некритической рефлексией гипотезы и измышления. На самом деле те, кто так поступает, оказываются вращающимися в каком-то заколдованном круге, в котором определения наличного бытия и определения рефлексии, основание и обоснованное, феномены и фантомы перемешаны вместе в нераздельном сообществе и пользуются одинаковым почетом.

   При формальном характере этого способа объяснения из оснований мы вместе с тем опять, несмотря на все эти объяснения при помощи хорошо известных сил и материй, слышим разговоры о том, что мы не знаем внутренней сущности самих этих сил и материй. В этом можно усмотреть лишь признание того обстоятельства, что такое обоснование само совершенно не удовлетворено собой, что оно само требует чего-то совсем иного, чем таких оснований. Но в таком случае не видать только, к чему служит этот труд такого “объяснения”, почему не ищут этого иного или по крайней мере не оставляют в стороне того “объяснения” и не останавливаются на констатировании простых фактов.

Г. Гегель

На главную         С О Д Е Р Ж А Н И Е        Вперёд-->